Свет предназначенья Памяти Бориса Михайловича Козлова (1938—2000)

…Да здравствует, кто сможет разгадать
не жизни цель, а свет предназначенья!
Б. Окуджава

Ю.В. Лебедев

Борис Михайлович Козлов

Б. М. Козлов

Ещё вчера его мягкий голос звучал в студенческой аудитории, его добрая с лёгкой лукавинкой улыбка согревала нас, его глаза светились любовью и милосердием. Вся жизнь его была трудным поприщем учителя — и по происхождению, и по призванию.

Борис Михайлович Козлов родился 11 июня 1938 года в г. Чухломе, в семье сельских учителей. Его детство прошло в деревне Ивановское Чухломского района, где работали в начальной школе родители. По окончании семилетки Б.М. Козлов поступил в Солигаличский педагогический техникум, который окончил с отличием в 1956 году и стал учителем начальных классов и заведующим Агутинской начальной школы Чухломского района.

В 1957 году он поступил на историко-филологический факультет Костромского государственного педагогического института им. Н.А. Некрасова. Годы учёбы в институте совпали с бурным и переломным периодом в жизни нашей страны, оказавшим сильное влияние на молодёжь того времени, на поколение будущих «шестидесятников». Становление филологических интересов Б.М. Козлова определили талантливые педагоги и учёные — Н.Н. Скатов, В.Я. Бахмутский, М.Ф. Пьяных, М.Л. Нольман. Студенческая жизнь била тогда ключом, и Б.М. Козлов оказался в её эпицентре.

Художественно одарённый, признанный на курсе поэт, он стал душою только что основанной на факультете стенгазеты «Молодость», многометровые выпуски которой заполняли стены учебного корпуса на улице Пятницкой. Всё художественное оформление газеты Б.М. Козлов брал на себя. Здесь же появлялись его стихи и заметки на разные темы. Газета будоражила не только студентов и преподавателей факультета: её читал и обсуждал весь институт. Очередной выпуск «Молодости» всякий раз являлся событием в жизни студенческого и преподавательского коллектива, предметом разговоров и дискуссий, а то и вызовов в ректорат, «на ковёр», за допущенные в нём студенческие вольности.

Осенние и летние месяцы проходили тогда в колхозах на сенокосе или на уборке урожая. Этот труд сочетался с весёлым студенческим отдыхом. Б.М. Козлов был лучшим гармонистом на курсе и всеобщим любимцем. Здесь он нашёл себе верную подругу, Людмилу Фёдоровну Волоцкую, с которой счастливо прожил всю жизнь.

Людмила Фёдоровна и Борис Михайлович Козловы. Середина 1960-х гг.

В 1962 году Б.М. Козлов с отличием окончил историко-филологический факультет и был направлен преподавать русский язык и литературу в Кишинскую восьмилетнюю школу Сусанинского района. Но поработать в школе ему не пришлось. В сентябре его взяли в армию, во флот.

Окончив службу в 1965 году, он приехал в Буй, в среднюю железнодорожную школу № 13. Б.М. Козлов успешно трудился в этой школе, заслужив авторитет в педагогическом коллективе и преданную любовь учащихся. Но интерес к филологической науке не покидал его: в «свободное время» — в бессонные ночи — молодой учитель упорно готовился в аспирантуру.

В 1968 году, выдержав большой конкурс, Б.М. Козлов был принят в аспирантуру при кафедре русской литературы Ленинградского государственного педагогического института им. А.И. Герцена. Здесь он прошёл отличную научную школу под руководством профессора А.И. Груздева и успешно защитил кандидатскую диссертацию по раннему творчеству А.И. Куприна.

В 1971 году Б. М. Козлов вернулся в родной институт. С тех пор и до последнего, рокового дня он читал один из ведущих курсов истории русской литературы XX века, вёл спецсеминар по современной прозе, руководил педагогической практикой. Он любил студентов бескорыстной, самоотверженной любовью, которая не требует взаимности, но облако студенческих симпатий неизменно сопровождало его жизненный путь.

Б.М. Козлов был воплощённым идеалом русского интеллигента — не только интеллектуалом, но и праведником. Чуткая совестливость, столь редкая в наше грубое время, врождённая деликатность в проявлении мыслей и чувств, верность в любви и дружбе, ответственное отношение к родному слову покоряли всех, кто был рядом с ним.

Встреча друзей. В.В. Тихомиров, Ю.В. Лебедев, Б. М. Козлов. 1980-е гг.

Трудолюбивый, преданный своему делу учёный, Б.М. Козлов — автор многих историко-литературных трудов. В последнее время он работал над книгой о литературной жизни Костромского края, которую успел завершить, но не смог опубликовать.

Он ушёл от нас 15 октября 2000 года, его путь устремился туда, где нет «воздыхания и печали». Светлый образ подвижника-педагога, труженика науки, доброго человека останется в сердцах его друзей-товарищей, студентов, коллег по Университету. Он сохранится в благодарной памяти нескольких поколений его учеников — учителей русской словесности.

Н. Лобкова

«А всё-таки жаль…»

С Борисом Михайловичем Козловым мы были коллегами и появились на кафедре литературы Костромского пединститута одновременно — в 1971 году. Жили мы тоже рядом — на четвёртом этаже общежития по проспекту Текстильщиков, 14. Через общежитие в разные годы прошли почти все преподаватели кафедры. Жизнь под одной крышей, особенно в молодости, очень сближает, и, несмотря на общежитский убогий быт, на неизбежные проблемы в судьбе каждого, нас объединяла замечательная атмосфера дружества. Потребность в общении, профессиональные интересы, любовь к филологии, к искусству стали основой нашей близости. Мы были молоды и счастливы; параллельно официальному существовал наш особый, «тёплый» мир, который позволял каждой личности проявиться в своём неповторимом качестве. В эту общежитскую семью входили не только литераторы. Любимый собеседник Бориса Михайловича — историк Валентин Мирошниченко, мудрый комментатор загадок прошлых лет и современности. Радовала нас своим вниманием, участием Рая Сорокина — с кафедры французского языка. Часто навещала наши «нумера» Галина Нечаева, преподаватель философии, человек широких интересов и познаний в поэзии, музыке. Этот ряд имён можно продолжить, вспоминая обитателей общежития — в разной степени близких друг к другу; среди них — музыканты, художники, математики, педагоги, физики… Мы шутили, что можем создать своё правительство, так как все жизненно важные сферы бытия (включая медицину, спорт и даже КГБ) были представлены на двух этажах проспекта Текстильщиков, 14.

Центром и душой нашего сообщества были Козловы — Борис Михайлович и Людмила Фёдоровна. Помню ночное купание в Волге в «пожарное» лето 1972 года — прямо под стенами института; лыжные прогулки в зимние воскресные дни в Караваевский лес (в рюкзаке Б.М. — термос с горячим чаем); шутливый маскарад на старый Новый год, главной звездой которого была маленькая Наташа, а местом действия — «салон», просторная умывалка при закрытом туалете (по случаю затянувшегося ремонта); невозможно забыть крохотную кухонку Козловых, где по вечерам Людмила Фёдоровна подкармливала не очень сытых соседей, — самая скромная обстановка преображалась волшебной энергией дружелюбия.

В весёлые события превращались дни демонстраций — 1 мая и 7 ноября. Колонны проходили мимо общежития, и нужно было только успеть «вынырнуть» из институтской колонны: в комнате гостеприимных Козловых уже был накрыт стол, из окна наблюдала, поджидая нас, Людмила Фёдоровна. И начинался праздник, звучала гитара — Булат Окуджава остался в нашей памяти с голоса Бориса Михайловича. «Дежурный по апрелю», «Полночный троллейбус», «Виноградную косточку в тёплую землю зарою…», «Шарманка-шарлатанка…», «Девочка плачет, шарик улетел…», «Песенка о бумажном солдатике», «Во дворе, где каждый вечер всё играла радиола…», «Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет…», «По Смоленской дороге», «Песенка об Арбате», «Из окон корочкой несёт поджаристой…», «За что ж вы Ваньку-то Морозова?..», — это были песни о нас и для нас. Но не только гитарадополняет образ Б.М. На одном из «последних звонков» филологического факультета кафедра литературы почти в полном составе под гармошку Бориса Михайловича исполнила — к восторгу студентов — «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам… К сожаленью день рожденья только раз в году!». И ещё в одной роли прославился Б.М. — он сыграл Фамусова в спектакле «Горе от ума» студенческого литературного театра филфака.

Конечно, главным содержанием жизни была наша работа: мы учили и учились сами, ездили со студентами «на картошку», готовили литературные вечера. Б.М. много сил и времени посвящал выпускам факультетской стенгазеты, которая — как и в его студенческие годы — называлась «Молодость». Б.М. любил студентов и со всей душой помогал организовать и отредактировать материал, выстроить композицию газеты. Радовали глаз заголовки заметок и красивые росчерки — рука Б.М. узнавалась сразу.

* * *

Результатом серьёзного научного исследования Бориса Михайловича стала книга его статей «Вёрсты, дали…», изданная, к сожалению, посмертно. Многие годы Б.М. Козлов тщательно изучал местную периодику 1920-30-40-х годов, перечитывая страницу за страницей костромские газеты и журналы, учитывая каждый стихотворный или прозаический текст. Он был убеждён: представление о литературном процессе России не может быть полным без знания литературы родного края. В этой деятельности поражает не только редкостное трудолюбие Б.М., но и удивительная сила души: не легко вместе со своими героями проходить через голод и красный террор послереволюционных лет, массовые репрессии 1930-х годов, героические и трагические события Великой Отечественной войны. Вместе с тем, региональный «домашний» материал позволил дать историю крупным планом, в конкретных судьбах и фактах.

* * *

Борис Михайлович, страстный книжник, был постоянным посетителем Дома книги. Однажды Б.М. стал организатором нескольких «налётов» на книжную базу, — конечно, с разрешения «хозяев» и даже по их просьбе «почистить» накопившиеся завалы. Участники «операции» — все желающие сотрудники кафедры — с удовольствием раскапывали пыльную гору книжек разного достоинства, «выуживая» из неё что-то интересное для себя.

В 1970-е годы приобрести сборники знаменитых поэтов столетия было почти невозможно, поэтому Б.М., прекрасный знаток и великий почитатель поэзии XX века, переписывал полностью издания в большой серии «Библиотеки поэта», сопровождая тексты сведениями из примечаний. Эти многомесячные занятия, безусловно, дарили ему духовную радость — каждая поэтическая строка проходила через сердце и сознание Бориса Михайловича.

Его рукописные книги стихов Пастернака, Цветаевой, Мандельштама, любовно выполненные красивейшим почерком, — передают и красоту личности Б.М., нашего «князя Мышкина», как мы называли его. Борис Михайлович Козлов, человек исключительной доброты, сердечной чуткости, интеллигентности, бескорыстия, — при поразительной скромности, — остаётся для нас живым подтверждением высоких возможностей любви.

* * *

При мысли о Б.М. возникает иллюзия его присутствия: кажется, вновь звучит его гитара и тихий голос: «Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем. У каждой эпохи свои подрастают леса… А всё-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем поужинать в “Яр” заскочить хоть на четверть часа…».

А. Власов

Штрихи к портрету

Б.М. Козлов. Рисунок А. Власова
1999 г.

С Борисом Михайловичем Козловым я познакомился на пятом курсе университета, когда настала горячая преддипломная пора. «Честно говоря, вы мне свалились как снег на голову», — признался тогда Борис Михайлович. Забот ему, действительно, хватало и без меня, студента «ДЦП-шника». Но за научное руководство моей выпускной работой он взялся со всей ответственностью, как и за всё, что ему приходилось делать. Во время бесед умело, неожиданными вопросами, чуть ироничными или одобрительными репликами, направлял мысль в нужное русло, радовался каждому проявлению самостоятельности. Прочитывая написанное, не правил, а только отмечал наиболее важные моменты или указывал на недочёты. (У меня до сих пор хранится черновик диплома с его пометами на полях: «NB», «!», «?»…)

Бориса Михайловича отличали скромность, обаяние, своеобразный, очень естественный артистизм, мягкий юмор, умение слушать и слышать собеседника. И — необыкновенная эрудиция. Казалось, не было такой книги, которую он бы не читал (или, по крайней мере, не имел о ней никакой информации). Не было такой статьи в журнале, которую он не «зафиксировал» бы в специальном блокноте своим чётким каллиграфическим почерком. Что скрывается за этой профессиональной скрупулёзностью, я узнал позднее. Однажды Борис Михайлович принёс мне рукописный «свод» всех сборников Пастернака. Точно так же, буквально по крупицам, он собрал, собственноручно переписал и переплёл стихи Цветаевой и Мандельштама. Эти книги — не просто документ эпохи полузапретов и умолчаний. Прежде всего это свидетельство искренней, трепетной любви к поэтическому слову.

Впечатления от первых встреч воплотились в карандашном наброске, который я сразу же показал ему. В портрете были выражены сосредоточенность и самоуглублённость. Сам он поначалу отнёсся к портрету несколько настороженно. Долго всматривался. Но в конце концов сказал: «Наверно, я такой и есть. Ничего не меняйте». Я показывал ему рисунок на разных стадиях работы, и с каждым разом он замечал в нём всё больше «своего».

Без преувеличения могу сказать, что каждая встреча с Борисом Михайловичем, каждая беседа с ним — о литературе, о жизни — была подарком судьбы.

Юрий Владимирович Лебедев назвал его «воплощённым идеалом русского интеллигента — не только интеллектуалом, но и праведником». С этим, я уверен, согласится каждый, кто знал Бориса Михайловича.

Фотографии из архивов Л.Ф. Козловой и Н.Б. Козловой-Колобовой