«Смертный бой не ради славы, ради жизни на земле…»: костромская поэзия 1941—1945 годов на уроках литературы в старших классах

Б.М. Козлов

Война разделила костромских писателей на ушедших на фронт (Евгений Осетров, Алексей Никитин, Виктор Хрящев, Александр Часовников, Алексей Румянцев) и оставшихся по возрасту или состоянию здоровья в Костроме (Н. Соколов, Н. Орлов, В. Лебедев, вернувшийся в родной город из блокадного Ленинграда). Кроме них, в «Северной правде» публиковались «самодеятельные» поэты, военкоры, которые до войны были ее рабкорами или селькорами: Михаил Кулапин, Алексей Рыкалин, Федор Кульков и другие.

Характеризуя костромскую поэзию военных лет, Б. Гусев в статье «Строки мужества» (Молодой ленинец. 1967. 9 мая) справедливо заметил: «Эта поэзия родилась с первыми залпами Великой Отечественной войны. Мужественная и искренняя, она пронизана великой моральной силой, нравственной чистотой, стойкостью и ненавистью к фашизму».

Действительно, уже в первый день войны прикованный к постели тяжелой болезнью Николай Соколов написал стихотворение «Ударил час!»:

Ударил час… Нас мать зовет.
На подвиг и на смерть.
Пехота грозная идет,
Орлы взмывают в твердь.
Ударил час… Коварный враг
Напал на отчий дом.
Победоносный красный флаг
Мы в грозный бой несем.
Агрессор наглый, берегись!
Ответишь головой!
За Родину, за честь, за жизнь
Мы все идем на бой.
(Соколов Н. Просторная земля: Стихи. Кострома, 1947. С.72; также: СП. 1941. 28 июня)

Реальность войны востребовала прежде всего публицистическую поэзию, соединявшую так называемый «стиль общих слов» с глубокой искренностью. А. Твардовский в статье «Поэзия Михаила Исаковского» писал о том, что «… голос его всегда искренен, даже тогда, когда он служит преходящему, газетно-публицистическому предназначению…» Поэты-костромичи не достигли тех высот, которых достиг автор стихотворений «В прифронтовом лесу», «Русской женщине», «Враги сожгли родную хату…», но искренни они были в той же мере. Учащиеся склонны считать, особенно сегодня, «плохой» публицистическую поэзию в целом, и надо их в этом разубедить, читая стихи военных лет, — от «Священной войны» до «Его зарыли в шар земной…», в том числе и стихи костромичей. Кроме того, они должны знать: о фактах прошлого надо судить, учитывая его законы, а не с позиции сегодняшнего высокомерного «всезнания». Тогда, например, агитплакат «За правое дело» (СП. 1941. 7 авг.), написанный поэтом-костромичом Н. Орловым, многократно включался в программу концертов коллектива драмтеатра и выступлений агитбригад и пользовался большим успехом.

Фронтовая поэзия воинов-костромичей

Первые стихи костромских поэтов с пометкой «Действующая армия» появились в «Северной правде» уже в начале 1942 года после разгрома немцев под Москвой. Этому знаменательному событию посвятил свое стихотворение «Москва отомстит» Алексей РЫКАЛИН — «Москва богатырский свой меч подняла…» (СП. 1942. 14 февр.).

Следующие стихи Алексея Рыкалина были посвящены начавшейся Сталинградской битве и отразили весь драматизм сложившейся для наших войск ситуации после выхода немцев к Волге. Поэт в стихотворении «Ни шагу назад!» (СП. 1942. 23 сент.) в полной мере использовал внушающую силу «заклинающего» слова, сосредоточенную в призыве названия и рефрене; здесь же прозвучал и мотив исторической памяти:

…За нами родимые волжские дали,
С тревогою смотрит на нас Сталинград.
Стоять за Отчизну, как предки стояли,
Стоять до конца, и ни шагу назад.
Встречай, как герой, эту наглую свору,
И если бывает в бою горячо,
Ты вспомни, как бился за землю Суворов,
Как Невский стоял за Отчизну с мечом.
…В свинцовом дожде, в урагане пожарищ
Над нами три слова набатом гудят —
Ни шагу назад не отступим, товарищ,
Ни шагу, ни шагу, ни шагу назад!

В стихотворении Рыкалина «Тебе говорит она» (СП. 1942. 24 окт.) заклинание было вложено в уста любимой солдата, взывающей к его воинскому, мужскому долгу:

Я не стану звать тебя любимым,
Ты подругой не зови меня,
Если ты в седых разрывах дыма
Испугался вражьего огня…

Во многих патриотических стихах наших воинов-поэтов звучал «костромской мотив». Вспоминает родное село «на устье Костромки» Ал. ВОЛИН (Алексей Иванович Никитин) в стихотворении «Солдатская клятва» (СП. 1943. 15 авг.). В стихотворении «Родному городу» Ал. Волин признается в том, что «…в городах полосы фронтовой / Будто схожее что-то / Есть малость / Со старинной Моей Костромой…» (СП. 1943. 10 янв.).

Интересно в этом плане и стихотворение М. КУЛАПИНА «Пишу тебе письмо, любимый город…» (СП, 1942, 16 авг.). В балладе «Родом я с Волги» (СП. 1943. 14 авг.) Кулапин попытался создать образ своего рода «костромского Тёркина»:

…Пришло пополненье, к нему вышли мы.
Во время знакомства один рассказал нам:
— А родом я с Волги, из Костромы…
— Ага, костромич! Ну, мы город ваш знаем —
Лечили там раны, ходили там в сад.
Особенно в памяти мы сохраняем
Заботу о нас врача Державца…
С тех пор костромич был в особом почете,
Понравился всем простотою лица,
Стрелял он отлично, и не было в роте
И даже в полку — веселее бойца…

В годы войны было написано немало «именных» произведений, посвященных конкретным, реальным лицам, написанных как бы «с натуры»:

Слух идет по батарее,
И уверен каждый в том,
Что когда-то был Киреев
В Костроме часовщиком.
Вечно занят, озабочен,
Часто крутит он усы.
Говорят, Киреев точен,
Как хорошие часы.
Залегла в лесу пехота,
Ей одной подчас невмочь.
И всегда с большой охотой
Он берется ей помочь.
Пушка рявкает сердито,
Иней падает, пушист.
Третий выстрел. «Цель накрыта!» —
Говорит телефонист.
Так громит фашистов дзоты
Темной ночкой, ясным днем
Дядя Коля, друг пехоты,
Управляющий огнем
(Скопец Н. «Артиллерист» // СП. 1943. 28 февр.)

Часто в стихах костромичей-фронтовиков появлялся пейзаж как «примета», часть Родины. В лирике пейзаж никогда не является просто «картиной природы», он — «зеркало» человеческого состояния, его души. В стихах о войне, по замечанию исследователей, происходит «наращивание пейзажных деталей до их символического заострения» (Пьяных М. Ф. Ради жизни на земле: Кн. для учителя. М., Просвещение, 1985. С.207).

Среди небольшого количества опубликованных в «Северной правде» стихов поэта-костромича Алексея НИКИТИНА (Ал. ВОЛИНА) лучшие — именно «пейзажные»:

Когда-то здесь упал снаряд.
Осталась яма — след войны.
И кто б подумал, что назад
Сюда придут былые дни…
Цветок — на самом дне, кругом
Кровоточащая земля,
А он вошел, как будто в дом,
Воскрес из пепла и огня…
(«Цветок в воронке» // СП. 1944. 4 апр.)

На выразительном контрасте построено стихотворение Никитина «Июнь»:

В ста метрах от меня враги,
А здесь черемуха цветет,
Стрижи порхают у реки,
Встает оранжевый восход…
Цветет земля. Ликует жизнь,
Благоухает скатерть трав,
И неба ласковая синь
Купает в воздухе ветра.
В ста метрах от меня враги
Там ночь, там птицы не поют
Земля-страдалица горит,
В краю своем ища приют.
Там смерть гуляет по дворам,
Там ворон черный вьется в небе,
В полуночные вечера
В озерах плачет белый лебедь…
(СП. 1944. 25 июня)

Как и у многих поэтов тех лет, сам «пейзаж» как бы преломлен через «призму» войны в стихотворении А. ЧАСОВНИКОВА «В эту ночь»:

Темноту пробил луны осколок,
Звезды, как осколки от гранат.
Вот еще один отбит поселок,
Истреблен еще врага отряд.
В снежном море тонут мародеры,
Бьет в лицо крылатая метель.
Скоро полночь станет на просторах,
Новый год выходит под шрапнель…
(СП. 1942. 1 янв.)

Частым и желанным «гостем» литстраниц газеты был Евгений ОСЕТРОВ, работавший в разных литературных жанрах и написавший много хороших стихов. Одним из первых было опубликовано стихотворение об однополчанах:

Пусть падают мины вокруг,
Пусть непогодь черная злится,
С катушкой отважно ползут
Чудесные люди — связисты.
Молчат молодые поля,
Но ниткою кабеля чистой
Исчертят фронтовый район
Чудесные люди — связисты.
Мы страха не знаем в бою,
Про нас ведь не зря говорится,
Что родину любят свою
Чудесные люди — связисты…
(«Чудесные люди — связисты» // СП. 1942. 28 июня)

Именно ему довелось написать свою «Землянку», текст которой можно сопоставить с текстом А. Суркова:

Горит фитиль в заржавленной жестянке,
За дверью дождь, за дверью ходит мрак.
А мы сидим в сухой своей землянке —
Москвич, волжанин, парень-сибиряк.
Трещит валежник в глиняной печурке,
Мы с разных мест, но здесь одна семья.
Взгрустнул товарищ о своей дочурке —
Из дома что-то долго нет письма.
Но, может быть, письмо уже в дороге,
Быть может, почтальон его несет.
Споем, товарищ, чтоб забыть тревоги,
О доме пусть гармонь твоя поет.
Нас родина на грозный бой созвала.
Нам родина оружие дала,
Нас ждет еще больших боев немало,
Нас ждут еще великие дела.
(Осетров Е. «В землянке» // СП. 1942. 10 сент.)

Е. Осетров нашел свой «вариант» решения традиционной темы военной поэзии — дружбы двух верных боевых товарищей в стихотворении «Два костромича»:

Земляки у нас служили —
Дружба горяча,
Два товарища, два друга,
Два костромича.
Батальон раз шел в атаку,
Мне не умолчать,
Как сражалися два друга,
Два костромича.
Грозно пушки рокотали,
Пулемет стучал,
Но нигде не отступали
Два костромича.
Вместе письма получали
С родины своей,
И горели две медали
На груди друзей.
И одно не поделили,
Признаемся мы,
Портрет девушки красивой
Родом с Костромы.
И об этом часто спорят,
Мне не умолчать,
Два товарища, два друга,
Два костромича.
(СП. 1943. 30 мая)

Отозвалась в поэзии Осетрова и еще одна традиционная тема фронтовой лирики — «поклонение» солдатской шинели:

И в морозы, и в метели
Выручала нас шинель.
Выручала нас в июле,
И в бою, и в карауле.
С непогоды в дом войдешь,
Мягкий хлястик отстегнешь,
Пусть буран стучит в стекло,
Под шинелью нам тепло.
Эх, солдатская шинель
Скатка боевая!
Через тысячи дорог
Мы прошли, родная,
Аккуратно сшитая,
Пулями пробитая,
Помнят вековые ели,
Как мы на привалах пели,
Как в лесах среди метели
Укрывали нас шинели.
(СП. 1943. 21 февр.)

В 1944 года после тяжелого ранения Осетров вернулся в Кострому, стал работать в редакции «Северной правды». Следует обратить внимание на то, что в нашей поэзии в целом использование исторического материала носило разный характер: если в начале войны основным было духовное вооружение народа перед иноземным захватчиком, то в ее конце уже приближение Победы подтверждало давнюю истину: «Кто с мечом к нам придет — от меча и погибнет». И Е. Осетров в конце войны выходил к своей будущей главной теме — осмыслению русской истории как непрерывного и вечного процесса. В этот нескончаемый общий поток включалась и седая древность, и близившаяся к концу война, и его личная судьба пришедшего с войны солдата. В стихотворении «У стен Ипатьевского монастыря» он признавался:

…Здесь я понял — перед прошлым
Я всю жизнь в ответе.
Здесь меня на подвиг звал
Древнерусский ветер.
(СП. 1944. 5 июля)

Евгению Осетрову предстояло стать профессиональным писателем, о чем свидетельствовало и количество и качество написанных в годы войны не только стихов, но и очерков и рассказов.